Возлюбленному Нашему сыну Джеймсу Гиббонсу кардиналу-пресвитеру Святой Римской Церкви, архиепископу Балтиморскому

Возлюбленный сын, Привет и Апостольское Благословение!

Это, направляемое тебе Наше послание,– свидетельство Нашего к тебе благорасположения, кое в течение Нашего долгого Понтификата Мы никогда не переставали испытывать ни в отношении тебя, ни в отношении твоих собратьев по епископату, ни в отношений всего американского народа, используя любой случай, предоставляющийся Нам, когда с радостью можно было говорить о расширении твоей Церкви, о твоих мудрых начинаниях к вящей пользе католичества. Нередко также Мы с восхищением наблюдали за твоим народом, вбирающим столь много великого и стремящимся ко всему тому, что служит благу человечества и процветанию Града земного.

Но послание это имеет всё же целью не подтверждение тех похвал, выразить кои Мы имели возможность не раз в иных посланиях, тебе направленных, но предупреждение тебя о многих грозящих опасностях и о многих вещах, требующих исправления. Всё это продиктовано той же Апостольской любовью, которую Мы всегда имели к тебе и нередко выражали. Теперь Мы тоже с полным основанием ожидаем, что ты воспримешь это послание как доказательство Нашей благосклонности. Надеяться, что именно так и будет, позволяет Нам особенно то, что послание это выражает, в частности, Наше намерение погасить некоторые конфликты, недавно среди тебя возникшие, кои к большому ущербу для мира бередят души, пусть не всех, но всё же очень многих.

Ты знаешь, возлюбленный сын, что биография Исаака Томаса Геккера [1], переведённая и прокомментированная на иностранных языках, вызвала горячие споры по причине некоторых положений относительно христианского бытия. Вот почему, во исполнение первейшей обязанности Нашего Апостольского служения, предписывающей бдительно хранить полноту веры и печься о безопасности паствы, Мы возжелали написать тебе столь пространно, касаясь всей полноты данного вопроса.

Основополагающая идея этих новых суждений может быть сформулирована следующим образом: дабы легче привлечь отступников к полноте католической истины, Церковь должна в первую очередь Сама приспособиться к достигшему зрелости человечеству и, ослабив узды Своей вчерашней непреклонности, должна явить Себя терпимой и снисходительной в отношении к запросам и воззрениям современных людей. Более того, по мнению многих, это приспособленчество должно произойти не только в отношении образа жизни, но и в учении, составляющем залог веры. Ибо, настаивают они, отвечая пожеланиям оппонентов, следует обойти молчанием некоторые доктринальные положения, рассматривая их как незначительные, или же придав им такой облик, при коем они не будут более иметь того содержания, которого Церковь придерживалась неукоснительно.

Чтобы увидеть, возлюбленный сын, насколько предосудителен взгляд, содержащий подобную идею, вовсе не надо долгих разговоров. Достаточно лишь вспомнить происхождение и точное содержание учения, провозглашаемого Церковью. Вот, что сказал об этом Ватиканский Собор: "Вероучение, открытое Богом, не предложено человеческому пониманию для совершенствования в качестве некой философской системы, но доверено Невесте Христовой, как Божественный залог, дабы Та его верно хранила и безошибочно излагала. Поэтому за священными догматами навсегда сохраняется тот смысл, который однажды определила Святая Церковь, и никогда не дозволено будет, ни под каким видом и ни под каким предлогом, придавать им иное, более широкое, понимание" [2].

Также не следует думать, что намеренное умолчание, оставляющее в стороне некоторые положения католического учения и, если можно так сказать, погружающее их в забвение, не заслуживает упрёка.

Ибо все истины, содержащиеся в католическом учении, принадлежат Одному и Тому же Автору и Учителю – Единородному Сыну, сущему в недре Отчем [3]. Они подходят всем эпохам и всем народам, и это бесспорно следует из слов Христа Апостолам: Идите, научите все народы,... уча их соблюдать всё, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века [4]. Поэтому тот же Ватиканский Собор учит: "Должно исповедовать в Божественной и католической вере все истины, находящиеся в слове Божием, открытом в Писании или переданном через устное Предание Церкви, как в торжественных определениях, так и в обычном и вселенском Учительстве, и предписанные к обязательному верованию в силу их Богооткровенности" [5]. Посему да не посмеем мы, что бы там ни было, отречься от Богооткровенного учения или же, по той или иной какой причине, скрыть его; кто так поступает, тот более отделяет католиков от Церкви, нежели приводит в Её лоно отступников. Пусть отступники вернутся – нет у Нас более горячего желания чем это,– пусть же вернутся все те, кто блуждает вдали от овчарни Христовой, но пусть вернутся лишь той дорогой, которую указал Сам Христос.

Что касается христианского образа жизни, то он вовсе не отвергает необходимости учитывать особенности времени и места.

Впрочем, ведь Церковь приняла от Своего Основателя дух милосердия и великодушия; равно как с самого Своего основания Она без проблем совершала то, что святой апостол Павел заявил о себе: Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых [6].

История всех времён свидетельствует, что Апостольский Престол, коему вверено не только Учительство, но также и верховное управление всей Церковью, оставался непоколебимо верен одним и тем же догматам, принимаемым всегда с одним и тем же значением и с одной и той же формулировкой [7]; но что до образа жизни, то здесь его отношение всегда было гибким, оставляющим целостным то, что относится к Божественному праву, и никогда не пренебрегающим вопросами морали и многообразием ментальности столь различных народов, пребывающих в объятиях Церкви. И кто может сомневаться в том, что ныне всё будет делаться точно так же, как того потребует задача спасения душ?

Однако эта гибкость не основана просто на желании частных лиц, обманывающихся кажущимися благами; право решать эти вопросы принадлежит Церкви, и Её суждению должны подчиняться все, кто не желает попасть под осуждение, наложенное Нашим Предшественником Пием VI, объявившим 78-е положение Пистойского синода "оскорбительным для Церкви и для Духа Божия, Церковью управляющего, ибо оно подвергло сомнению установленную Церковью дисциплину, как будто Церковь может установить неприемлемый и слишком тяжёлый для христианской свободы образ жизни".

И, тем не менее, в случае, о котором Мы говорим, возлюбленный сын, есть ещё нечто более опасное и вредоносное для католического учения и образа жизни. Это намерение обновленцев, считающих, что следует привнести в Церковь определённую независимость, дабы, путем некоторого ослабления Её власти и бдительности, предоставить верующим больше свободы в их начинаниях и личной деятельности. Именно это изменение, как утверждают они, является насущным и вытекает из современной свободы, лежащей в основе почти всего права гражданского общества.

Об этой свободе Мы пространно говорили в Нашей Энциклике, посвящённой основанию политических сообществ [8], где Мы показали разницу между Церковью, то есть обществом с Божественным правом, и всеми прочими обществами, существующими благодаря свободной воле людей.

Сейчас настал подходящий момент подвергнуть анализу мнение, которым католиков убеждают в пользе подобной свободы. Говорят, что со времени торжественного провозглашения на Ватиканском Соборе догмата о безошибочном Учительстве Римского Первосвященника не следует более тревожиться об этом и, поскольку данное Учительство отныне гарантировано, каждому открывается теперь более широкое поле для размышлений и деятельности.

Воистину, абсурдная манера доказательства. Ибо, если уж делать вывод из безошибочного Учительства Церкви, то несомненно, что никто не должен от него уклоняться и скорее даже, что все должны проникнуться им до глубины сердца и им руководствоваться, чтобы надёжнее охранить себя от всевозможных личных заблуждений. Добавим к этому, что все, рассуждающие вышеприведенным образом, совершенно порывают с мудростью Божественного провидения, а те, кто, желая, чтобы власть и Учительство Апостольского Престола были подтверждаемы торжественными определениями, хотят, прежде всего, более надёжного охранения католического духа от опасностей нынешних времён. Распущенность, смешиваемая почти повсеместно с понятием свободы, необузданное стремление всё обсуждать и всё оспаривать, наконец, право судить обо всём и распространять свои мнения в печатном виде – всё это погружает человеческий дух в непроглядный мрак; и в наше время, более чем раньше, Учительство становится нужным и необходимым, дабы не сбиться с пути, предначертанного совестью и долгом.

Наверное, скажут, что Мы не приемлем ничего из сотворённого гением современности – но это совершенно не так. Мы воистину радуемся, узнавая о новых открытиях науки или о достижениях, обретённых упорным трудом, обо всём, что приумножает научное достояние и расширяет границы общественного благоденствия. Но всё это не может никоим образом быть и существовать, надёжно служа благу, если не принимается во внимание власть и мудрость Церкви. Перейдём теперь к положениям, вытекающим из рассмотренных Нами воззрений: даже если, как Мы полагаем, они не являются плодом дурного намерения, суть их, несомненно, как мы это увидим, ни в коем случае не может быть вне подозрения.

В первую очередь это неприятие любого идущего извне Учительства как излишнего, как менее пригодного для тех, кто стремится достичь христианского совершенства. Сегодня, говорят эти люди, Дух Святой изливает в души верующих большие, чем прежде, харизмы, и без посредника Сам наставляет и ведёт их неким таинственным образом.

Несомненно, подобное безрассудство – не пустяк, ибо в нём заключено стремление определять форму взаимоотношения Бога и человека. Эта форма, конечно, зависит только от воли Божией, и Бог распределяет Свои дары согласно Своему свободному намерению. Дух дышит, где хочет [9], и каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова [10].

Но кто же, воскрешая в памяти историю Апостолов, веру рождающейся Церкви, подвиги и смертные приговоры героям-мученикам, наконец, прошедшие эпохи, исключительно богатые в большинстве своём людьми высшей святости, кто же дерзнёт, сопоставив минувшие времена с нашей действительностью, утверждать, что тогда менее изливался на людей Дух Святой?

Никто, естественно, не спорит, что Дух Святой ведёт души праведников неким таинственным присутствием в них, и что Он вдохновляет их Своим влиянием и животворением; если бы сие было не так, то всякая помощь и всякое внешнее Учительство оказались бы бесполезны. "Если кто-либо станет утверждать, что можно проповедовать спасение, то есть вершить евангельскую проповедь, не будучи вдохновленным Святым Духом, дарующим всем сладостную благодать пребывания в исповедании истины, то он ввергает себя в пучину ереси" [11].

Но как показывает опыт, сии увещевания и наставления Духа Святого не даются чаще, чем благодать в поддержке и в некой подготовке внешнего Учительства. "Он [Дух Святой],– говорит по этому поводу св. Августин,– содействует в плодоношении добрым деревьям, кои были внешне политы и взращены тем или иным каким служителем, и кои следуя внутренним побуждениям своим обрели веру" [12]. Это соответствует Божиему провидению, коим предначертано, что почти всегда человек обретает спасение при помощи другого человека, и что те, кто призван к большей святости, направляемы будут к ней людьми, "дабы,– как говорит св. Иоанн Златоуст,– Бог наставлял нас чрез человеков" [13].

В свидетельство этому есть изумительный пример в самом начале церковной истории. Хотя Савл, дыша угрозами и убийствам, вдруг услышал голос Самого Христа и Его спросил затем: Господи, что повелишь мне делать? он был отправлен в Дамаск к Анании: иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать [14].

Добавим, что стремящиеся к более совершенной жизни самим фактом того, что подвизались они на этом неизведанном многими пути, более подвержены опасности сбиться и, отправляясь, более прочих нуждаются в наставнике и водителе.

Более того, именно так почти всегда и было в Церкви; именно так в один голос учили все те, кто в течение столетий прославились мудростью и святостью; те же, кто отвергнул бы это учение, окажутся, вне всякого сомнения, безрассудны и подвержены опасности.

Впрочем, если рассмотреть эту проблему в её основании, то с трудом можно понять в учении обновленцев, к чему собственно должно вести такое обильное и столь превозносимое ими излияние Духа Святого, отменяющее в конце концов всякое внешнее руководство.

Конечно, в укреплении добродетели помощь Духа Святого совершенно необходима. Но поклонники новшеств преувеличивают чрезмерно естественные добродетели, как якобы лучше отвечающие чаяниям и нуждам нынешнего времени, и утверждают, что лучше дескать иметь эти добродетели, как самые полезные для ревностного служения.

Воистину, сложно понять, как проникнувшиеся христианским учением люди могут предпочесть естественные добродетели сверхъестественным и приписывать первым большую силу и плодоносность. Итак, когда благодать добавляется к естественной природе, не становится ли последняя слабее, чем если бы она оставалась предоставленной собственным силам? Не были разве великие святые, чтимые и прославлявмые повсеместно Церковью, слабы и беспомощны в естественном плане, будучи выделены христианскими добродетелями? Более того, хотя и можно подчас восхищаться превосходными дарами естественных добродетелей, но сколько человек найдём мы по-настоящему и постоянно практикующими эти добродетели? Кто же это в действительности такой, кто не бывает побуждаем необузданными и неблагочестивыми движениями души? Ведь дабы эти движения обуздывать с неизменным постоянством, равно как и соблюдать в полноте естественный закон, необходимо, чтобы человеку была дана Божественная помощь. Что же до отдельных поступков, упомянутых выше, то если рассмотреть их пристальнее, они часто предстанут скорее лишь кажущимися добродетельными, чем на самом деле таковыми.

Допустим всё же, что действия эти суть добродетельны. Но если мы не хотим устремиться в пустоту и забыть о вечном счастье, к коему предопределило нас благоволение Божие, то чему же станут служить естественные добродетели, если к ним не добавится дар и сила Божественной благодати? Святой Августин так сильно сказал: "Великая сила и страшная скорость, но всё это в никуда" [15]. Действительно, так же как человеческая природа, которая вследствие первородного греха стала порочной и позорной, возрождается благодатью и чрез неё снова обретает благородство и стойкость, также и практические добродетели не одними лишь природными силами, но с помощью той же благодати привносят вклад в обретение вечного счастья и, одновременно, становятся основательнее и прочнее.

К этому взгляду на естественные добродетели тесно примыкает другое мнение, делящее как бы на два класса добродетели христианские: добродетели пассивные, как их называют, и добродетели активные; и, добавляют сторонники этого мнения, первые лучше подходят к векам минувшим, тогда как вторые более подходящи нашему времени.

Если задаться вопросом, что же об этом делении следует думать, то ответ перед глазами: добродетели по-настоящему пассивные не существуют, да и не могут существовать. "Добродетель,– говорит святой Фома,– означает некое совершенство и силу, но результат силы есть действие, и действие добродетели есть не что иное, как благое использование свободной воли" [16] с помощью, конечно, Божией благодати, если речь идёт о действии сверхъестественной добродетели.

Что до утверждения, будто другим эпохам присущи другие какие-то христианские добродетели, то к нему может привести лишь забвение слов Апостола: Кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего [17]. Христос – наставник и пример для всякой святости; подражать Его жизни должны надеющиеся войти в чертог блаженных. Но Христос в веках неизменен; [Он Тот же и] вчера и сегодня и во веки [18]. Следовательно, к людям всех времён обращены слова: Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем [19]; и нет эпохи, когда Христос не предстал бы пред нами послушным даже до смерти [20]; и так же всем векам звучит слово Апостола: Те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями [21].

К вящей Небесной радости, сколь много людей и ныне следует добродетелям столь же ревностно, как великие святые прошлых времён. Они, смиренные духом, послушные и умерщвляющие плоть, будут сильны делом и словом для максимальной пользы не только религии, но и гражданского и политического общества. Чрез хулу, скажем так, на евангельские добродетели, обозванные пассивными, легко докатиться, проникаясь постепенно подобным духом, до утраты доверия равным образом и к религиозной жизни. И впрямь, это оказывается общим мнением сторонников новых идей, о чем можно сделать вывод по некоторым их суждениям относительно обетов в монашеских орденах. Они, действительно, утверждают, будто эти обеты абсолютно не совместимы с духом нашей эпохи, выглядя как ущемление человеческой свободы и подходя более для душ слабых, нежели сильных; что, отнюдь не благоприятствуя христианскому совершенству и благу общества, они скорее как для первого, так и для второго являются препятствием и наносят вред.

Воистину, насколько ошибочны эти утверждения отчётливо видно из обычаев и учения Церкви, всегда наивысшим образом оценивавшей специфику монашеской жизни. И делала Она это, конечно, небезосновательно. Ведь те, кто призван Богом и избрал по своей собственной воле подобную жизнь, не удовлетворяются лишь общими обязанностями, предписанными правилами, но подвизаются в следовании евангельским заветам, становясь деятельными и благородными воинами Христовыми. Это ли удел слабых душ? Это ли бессмысленно и вредоносно для совершенной жизни? Связавшие себя монашескими обетами, сколь далеки они от того, чтобы расстаться со своей свободой; напротив, они наслаждаются свободой гораздо более полной и благородной, той которую даровал нам Христос [22].

Касательно до второго упрёка, что, дескать, монашеская жизнь мало полезна или даже вообще бессмысленна для Церкви, то подобное утверждение кроме того, что оскорбляет монашеские ордена, не может высказываться тем, кто хоть мельком взглянул на церковную историю. Сами ваши Соединённые Штаты не взращены ли монашествующими, у коих почерпнуты основы как веры, так и культуры? Недавно одному из них, ставшему вашей славой, на официальном уровне было решено воздвигнуть памятник. Теперь, в самое что ни есть наше время, не служат ли ревностно и плодоносно монашеские общины основой католической жизни везде, где только они находятся! Сколь многочисленны те, кто выходит на Евангельскую проповедь, отправляясь к новым горизонтам и расширяя границы цивилизации, кто совершает это ценой невероятных усилий, подвергаясь самым суровым испытаниям. Это они, не в меньшей степени, чем епархиальное духовенство, являются среди христианского народа глашатаями слова Божиего и духовными водителями, наставниками молодёжи и примером, наконец, всевозможной святости для Церкви.

И совершенно равной похвалы заслуживают как те монахи, кто подвизался в деятельном служении, так и те, кто стал затворником, проводя дни в молитвах и умерщвлении плоти. Сколько и эти последние имеют и приобретают подлинных заслуг перед всем обществом; это не может быть не замечено теми, кто прекрасно ведает могущество усиленной молитвы праведного [23], позволяющей отвратить гнев Божий и снискать Его благоволение, особенно, когда молитва эта соединяется с телесным умерщвлением.

Следовательно, если есть те, кто предпочитает совместную жизнь, не связанную обетами, то пусть поступают как хотят; это образ жизни отнюдь не новый для Церкви и вовсе не предосудительный. Тем не менее, пусть они строго воздержатся от превозношения его над образом жизни монашеских орденов. Ибо совсем напротив, так как в наше время, более чем прежде, человек склонен к проведению жизни среди удовольствий, следует наиболее высоко оценивать тех, кто, оставив всё, последовал за Христом.

Наконец, без лишних слов, утверждается, что следует отказаться, ради иных способов, от тех, коими католики до настоящего времени возвращали к себе отступников. В этом плане достаточно лишь предупредить, возлюбленный сын, что небезопасно пренебрегать тем, что подтверждено долголетней практикой прошлого, будучи освещено в преизбытке апостольскими наставлениями. Нам известно из слова Божиего [24], что долг каждого в трудах ради спасения ближнего, в трудах, согласно с занимаемым местом. Но эту возложенную Богом миссию верующие успешнее всего исполняют ценой всей полноты их жизни, трудами христианского милосердия и неустанной усердной молитвы, возносимой к Богу. Духовенство исполняет тот же долг мудрой проповедью Евангелия, степенностью и великолепием богослужебных церемоний, но прежде всего тем, что являет собой образец к подражанию для наставляемых, каковым был Апостол для Тита и Тимофея.

Если, среди различных способов донести слово Божие, полагают иногда наилучшим тот, что заключается в привлечении отступников не в храм, а в какое-нибудь добропорядочное частное место, не для изматывающих споров, но для дружеской беседы, то в этом нет ничего предосудительного, при условии, конечно, что для подобной миссии епископской властью предназначены люди, доказавшие свою научную компетенцию и достойный образ жизни. Мы полагаем, что у вас имеется немало тех, кто отделён от католиков скорее по неведению, чем по упрямству воли, и что истина, представленная простым языком дружбы скорее приведёт их в единую овчарню Христову.

Из всего Нами выше выясненного с очевидностью проистекает, возлюбленный сын, что Мы не можем одобрить те мнения, совокупность коих многими называется американизмом. Конечно, если этим понятием хотят обозначить особые духовные дары, украшающие народы Америки, как, в свою очередь, и прочие нации украшены особыми дарованиями, или если этим хотят назвать основу ваших Штатов, ваши законы и обычаи, то тогда, несомненно, нет ничего, что Нами бы могло отвергаться. Если же здесь имеется в виду не только определение вышеизложенных учений, но также и восхищение ими, то можно ли сомневаться, что Наши достопочтенные братья, американские епископы, прежде всех отвергнут это и осудят как крайне оскорбительное для них и всей нации? Это название вызывает, конечно, подозрение, что за ним стоит представление и пожелание видеть в Америке другую Церковь, отличную от Той, что простёрлась по вселенной.

Есть лишь одна Церковь, единая в единстве как учения, так и управления, это и есть Католическая Церковь; а так как Бог решил, что центр Её и Её основание утверждены на Кафедре блаженного Петра, то с полным правом называется Она Римской, ибо там, где Пётр, там и Церковь [25]. Именно поэтому всякий, кто желает быть сопричислен в ряды католиков, должен искренне проникнуться словами, обращёнными св. Иеронимом к Папе св. Дамасу: "Я, следуя прежде всего Христу, соединяюсь с Блаженством Твоим, то есть с Кафедрой Петровой. Я знаю, что на этом камне создана Церковь... Кто не собирает с Тобой, расточает" [26].

Эти соображения, возлюбленный сын, кои в силу Нашего долга Мы направляем тебе в личном послании, Мы надеемся будут доведены до сведения других епископов Соединённых Штатов как подтверждение Нашей любви, объемлющей весь ваш народ, сделавший немало для блага религии в прошлом и позволяющий предвидеть, что в будущем, с благодатной помощью Божией, он сотворит ещё большее.

Как залог Божественного благорасположения Мы от всего сердца шлём тебе и всем верующим Америки Апостольское Благословение.

Дано в Риме, у св. Петра, 22-го января 1899г., на двадцать первом году Нашего Понтификата.

Лев XIII Папа и Первосвященник

Примечания

Схожі матеріали: