Практический опыт дискуссий о значении Второго Ватиканского Собора, проводимых автором данных строк и его знакомыми, привел к одному весьма неутешительному выводу. Нередко дискуссия между сторонниками и противниками новшеств Второго Ватиканского Собора выявляет нехватку взаимопонимания сторон. Не понимая различий в подходах друг друга в вопросах авторитета, веры и т. д., стороны могут прервать дискуссию, сочтя друг друга дураками, нечестивцами и т. п. Чтобы предотвратить подобные недоразумения и сделать возможной плодотворную дискуссию между двумя лагерями, где в обоих станах – среди правых и среди заблуждающихся, находится немалое число искренних людей, возлюбивших Христа и желающих блага Церкви, мы предприняли настоящее исследование элементов психологии спора между традиционалистами и их оппонентами.

А. Вопрос авторитета. Многие сторонники Второго Ватиканского Собора воспринимают его как «супердогму». Если сказать им, что такая-то цитата из Второго Ватиканского Собора противоречит такой-то цитате из какого-нибудь ещё Собора, или Отца Церкви, или авторитетного схоласта, то для многих сторонников Ватикана-II это не будет звучать. Они считают, что если есть противоречие между цитатой из Ватикана-II и другим авторитетом, то другой авторитет всегда неправ. Они скажут что-нибудь вроде «ну и неправ был св. Иоанн Златоуст, неправ был св. Фома Аквинский, неправ был Тридентский Собор, если Второй Ватиканский Собор учит иначе». По их мнению выходит, будто Второй Ватиканский Собор всегда прав, а другие авторитеты ему не чета. Естественно, никаких канонических или догматических оснований для такого взгляда нет, но он очень живуч в обыденном сознании масс модернистов. Эти люди цепенеют от удивления, когда традиционалисты вменяют сей «сверхавторитет» ни во что. А ведь разумные люди должны понимать, что существуют люди, не приемлющие их системы авторитетов, перед которыми правоту чтимого ими авторитета надо доказывать. Именно доказывать, а не эмоционально декларировать свои взгляды, почитая их правоту само собой разумеющейся. Противники и некоторые сторонники Собора (например, ныне покойный кард. Франц Кёниг) понимают, что даже при самом уважительном отношении ко Второму Ватиканскому Собору, невозможно усмотреть никаких разумных оснований считать его «супердогмой», чем-то выше других Вселенских Соборов, согласного мнения Отцов Церкви, учительства Пап или даже самого Евангелия. Особенно потрясает использование понятия «дух Собора», которым оправдывают новшества не предписанные «буквой». Поскольку это понятие не поддается внятному логическому или юридическому определению, то оспаривать неопределенное бывает сложно. Недовольство этой неопределенностью демагогически шельмуется модернистами как «законничество», «буквоедство» и «сухой рационализм».

Некоторые традиционалисты не понимают того, что многие сторонники Второго Ватиканского Собора пали жертвой воспитания, прививающего невежество и непочтительность по отношению к дособорному богословию. Часто обновленцы не знают имен авторитетных теологов, не понимают терминологии схоластического богословия… Поэтому ссылками на традиционные авторитеты их не «сразить». Формально эти люди являются католиками, претендуют на исповедание той же католической религии, что была и до Собора, но многие из них при этом не понимают, что в качестве католиков они были бы обязаны чтить традиционные католические авторитеты, бывшие до Собора. Другие понимают это, но пытаются доказать, что между дособорными авторитетами и Собором нет противоречия. Казалось бы, со вторыми проще спорить – они приняли наши правила игры, признали дособорные авторитеты. Но вторые, в отличие от первых, склонны примирять противоречия путем натяжек и софизмов, называя сие «герменевтическим усилием». Нас они считают придирчивыми сторонниками дословного смысла текстов, отыскивающими между дособорными авторитетами и Собором «мнимые», как им кажется, противоречия. Нет ничего смехотворнее утверждений, будто Второй Ватиканский Собор не отрицает прежнего учения Католической Церкви, но дает ему новое толкование. Это легко опровергается добросовестным сопоставлением текстов документов церковного Учительства, где до Собора говориться одно, а в актах Собора и пособорных текстах – совсем другое, а также ссылками на честные признания сторонников Собора из числа «прогрессистов», вроде оо. Г. Кюнга, Ю. Тишнера, Ф. Эвё, М. Кунцлера и др., о наличии данного противоречия.

Б. Различия менталитета. Образованные традиционалисты воспитаны на схоластике и Аристотеле, а значит их рассуждения интеллектуалистичны, т.е. используют формальную логику и признают первенство разумно-волевого начала над чувством. Кроме того, для традиционалистов характерно скептическое отношение ко многим современным философским течениям и модным идеям. «Philosopher, c`est douter» (Философствовать, значит сомневаться), – сказал Мишель де Монтень. Мы нередко направляем скепсис против «прогрессивного», а не против «реакционного». Еще раз повторим: мы признаём только классическую формальную логику, считая «диалектическую логику» Г. В. Ф. Гегеля и К. Маркса таким же шарлатанством в логике, каким в генетике были идеи Т. Д. Лысенко и его сообщников.

Сторонники Собора могут увлекаться самыми различными направлениями мысли нового или новейшего времени: неокантианством, фрейдизмом, марксизмом, экзистенциализмом, деконструктивизмом и т. д. Многие из них приемлют диалектику Гегеля и Маркса как допустимый метод рассуждения. Некоторые из них считают идеи либерализма «само собой разумеющейся истиной». Из этого они делают вывод, что Второй Ватиканский Собор дал «единственно приемлемую» для них интерпретацию католицизма, совместимую с милыми их сердцу «либеральными ценностями». Они почему-то считают, что современный человек не имеет права сомневаться в правоте либерализма, и что это якобы не может быть предметом дискуссии или сомнения (sic!!!). Нападки традиционалистов на либерализм, пресловутую «политическую корректность» и т. п. кажутся им безумными или кощунственными. А уж только тронь иудеев, такая истерика возмущения начнется… Саму демагогичность оперирования понятием «современный человек» они не замечают. Если под термином «современный человек» понимать всякого человека, живущего в наше время, то не может быть каких-либо требований к современному человеку – он является современным самим фактом жизни в наше время. Если же под термином «современный человек» понимать человека, соответствующего неким требованиям, то возникает справедливый вопрос, кто и по какому праву эти требования предъявил. Непонятно, почему же современные люди в первом смысле «должны» быть «современными» во втором? От нас требуют быть либералами на том основании, что мы живем в XXI веке?! Не подчинимся! Точно так же и пользование современной техникой, одевание по современной моде, современные естественнонаучные знания и т. п. не порождают обязанности быть либералом. Нет никакой логической связи между первым и вторым. В предыдущих предложениях мы позволили себе достаточно безапелляционные отрицания, следуя одному из классических правил логики спора: «Что без доказательств утверждается, можно бездоказательно отрицать» (Quod gratis asseritur, gratis negatur). Ведь бремя доказывания (onus probandi) лежит на утверждающем, а не на отрицающем. Но наши оппоненты приходят в ужас оттого, что мы отрицаем вещи, кажущиеся им не подлежащими никакому сомнению… Увы, вести с ними конструктивную дискуссию очень трудно, поскольку мы отрицаем положения, которые они зачем-то включили в свою систему аксиом. А это, по беспощадным законам логики спора, неизбежно заводит в тупик диалог именно между самыми умными из них и из нас. «С отрицающими исходные положения не спорят» (Cum principia negantes non est disputandum). Среди прочего, мы не принимаем кое-чего из их нравственных принципов, а деонтические положения вообще не поддаются доказательству путем выведения из позитивно известных фактов – из того, что есть, не следует того, что должно быть (принцип Юма). В силу названного нами выше логического закона неверны суждения обновленцев типа «мы теперь должны поступать так-то, ибо в современном мiре произошли такие-то изменения», или «имел место Холокауст, значит, надо пересматривать традиционное святоотеческое отношение к иудаизму», или «большинство современных развитых государств – либеральные, значит, не следует выступать против либерализма».

Когда автор пишет эти строки, ему заранее приходится опасаться наскоков «своих» из традиционалистского лагеря. Ох уж, обвинят в агностицизме и релятивизме, что по традиционалистским представлениям – жуткий криминал. Успокойтесь, дорогие единомышленники и собратья, мы не отрицаем познаваемость истины. В предыдущем абзаце мы не занимались философской проблемой познаваемости истины. Как всякий традиционалист, автор данных строк считает, что истина объективна, абсолютна и познаваема. Тем более, мы апеллировали к законам формальной логики, которую релятивисты нередко презирают. Однако когда философ говорит о познавательных способностях человека, он не занимается тупым глупцом Васей или крайним бытовым субъективистом Петей. «Человек», которого исследует любой философ в трактате по гносеологии, это абстракция, с которой в конкретной жизни соотносится довольно умный, образованный и, самое главное, беспристрастный человек. Речь идет о человеке, который максимально использует познавательные возможности человеческого естества и не подвержен влиянию толпы, в том числе влиянию интеллектуальной моды на образованную толпу. Разве все люди такие? Каждому разумному человеку ясно, что не все! А если он христианин, то должен еще вспомнить про догмат о первородном грехе, о том, что наше естество – падшее во Адаме и склонное к злу и заблуждению. Да мы искуплены Христом, но, во-первых, многие люди актом свободной воли отвергают плоды Искупления, во-вторых, полное освобождение от плодов первородного греха получат только воскресшие праведники в день Страшного Суда, не ранее того. Эти прискорбные обстоятельства необходимо учитывать.
Многих сторонников Собора воспитывали в духе религиозного субъективизма и сентиментализма, им внушали, что религиозное чувство, «любовь» и т. п. важнее догматов и канонов. Например, иному модернисту непонятно традиционное положение католического вероучения, что только пшеничный хлеб может быть веществом Таинства Евхаристии (DS 1320). Он спросит: «Неужели любовь и вера священника не смогут привести к пресуществлению ржаного хлеба или риса?» (фраза, неоднократно звучавшая в различных устных дискуссиях между сторонниками и противниками новшеств Собора). Это не просто отрицание конкретного традиционного положения католического вероучения, это инопланетный способ думанья о религии, отказ от догматическо-канонического объективизма. Ведь даже сам Второй Ватиканский Собор отнюдь не утверждал многих еретических высказываний, которые можно подчас услышать от некоторых его сторонников («буква Собора»), виноваты же субъективизм, жажда новшеств и падение церковной дисциплины («дух Собора»). Некоторым традиционалистским неофитам, недавно отрекшимся от заблуждений Второго Ватиканского Собора, тяжелее всего приучать себя к «законническому» объективизму традиционного восприятия религиозных феноменов. «Любовь есть исполнение закона» (I Кор. 13, 10). На полное перевоспитание таких людей могут уйти годы!

Некоторым сторонникам Собора непонятно, почему традиционалисты вообще придают значение тем вопросам, по которым они диспутируют со сторонниками Собора. Они не понимают двух вещей:
1) в религии нет пустяков, но важна всякая иота, всякая черта (ср. Мф. 5, 18);
2) их рассуждения о том, будто пункты разногласия традиционалистов с ними «пустячны», лицемерны, ибо они категорически не собираются менять своей позиции по этим пунктам, а значит, всё-таки сами придают им большое значение.

В. Внутренние различия в лагерях традиционалистов и модернистов как источник путаницы в дискуссии. Не следует забывать, что и среди сторонников пособорных реформ, и среди противников таковых существуют различные мнения, неодинаковые трактовки важнейших вопросов. Мнение конкретного человека или группы людей не всегда может быть расценено как отражение позиции всех сторонников или всех противников реформ Собора. Как мы уже отмечали выше, сторонники Второго Ватиканского Собора делятся на прогрессистов и консерваторов. Консерваторы сохраняют видимость ортодоксии, они пытаются софистическими доводами доказать, будто соборные тексты не противоречат дособорным авторитетам, которые они на словах признают. Прогрессисты честно признают противоречие между Собором и дособорными авторитетами и считают, что Собор при этом был прав.
Традиционалисты же делятся на непоследовательных и последовательных. Непоследовательные традиционалисты сближаются, идя с традиционной стороны, с консервативными сторонниками Собора. Они злоупотребляют весьма неудачным и расплывчатым выражением из пресловутого протокола Лефевра–Ратцингера от мая 1988 г.: «чтение Собора в свете Традиции». Естественно, этот протокол оказался временным и нежизнеспособным компромиссом. Последовательные же традиционалисты непримиримо отвергают заблуждения Собора. Это различие не может означать, в случае последовательных традиционалистов, полного отвержения всего написанного в соборных актах, ибо там написано немало правильных общих мест (что надо любить Бога, много молиться, чтить Пресвятую Деву Марию и т. п.). Речь идет только об отвержении ошибочных новшеств, изменяющих церковный порядок по сравнению с прежним. Иногда сторонники Собора, привыкнув общаться с непоследовательными традиционалистами, испытывают шок, впервые пообщавшись с последовательными. Они нередко забывают, что последовательные традиционалисты составляют в традиционном движении большинство. Почему же они лучше знают непоследовательных? Потому что именно последние с ними больше общаются. Это серьёзно искажает перспективу видения дискуссии. Определенная часть традиционалистских неофитов в Восточной Европе тяготеет именно к непоследовательному, «левому» традиционализму, расходясь с Западом, и это сбивает с толку некоторых вопрошающих о традиционализме жителей стран СНГ.

Среди большинства западных традиционалистов (седевакантисты, лефевристы и правые «католики Ecclesia Dei») приняты определенные неписанные «правила игры»:
1) не причащаться на новой мессе, избегать регулярного участия в ней;
2) не хвалить Второй Ватиканский Собор и пособорных реформ;
3) отмежевываться от участия в экуменическом диалоге;
4) не придерживаться либеральных политических взглядов.

Только левые «католики Ecclesia Dei» и единичные чудаки из числа новообращенных седевакантистов и лефевристов, в чём-то нарушают эти правила. (Последних мы назвали чудаками за то, что, нарушая пусть даже частично перечисленные нами правила [напр., 1 или 4], они одновременно называют себя традиционалистами!) Вам могут не нравиться эти правила, но если Вы – разумный человек, пусть даже не являющийся традиционалистом, то должны понимать, что только соблюдающий эти правила может с полным правом называться традиционалистом. Если Вы хотите больше узнать о традиционализме, то спрашивайте у человека соблюдающего сии правила.
Некоторые сторонники Собора в Восточной Европе, играясь в sui generis [своего рода] «консервативных», доходят до крайних проявлений глупости. Про достаточно известную фотографию, на которой заснято как во время молитвы за мир во всём мiре в Ассизи (1986) в католической церкви св. Петра на алтарь была поставлена статуя Будды, некоторые дурачки сказали, что «фотографию сфабриковали лефевристы». Во-первых, есть видеофильмы, в которых показано то же самое, а их сфабриковать труднее, чем статичные фотоснимки. И сняты они (так же как и фото) людьми никакого отношения к Братству св. Пия Х не имеющими. Во-вторых, эта фотография была помещена в западных изданиях Братства св. Пия Х – если бы это был фотомонтаж, то противники Братства затаскали бы его по судам (на Западе с этим строго), чего не было. В-третьих, на Западе никто не спорит, была ли помещена статуя на престол или нет, а спорят о том, хорошо ли это. Тамошние сторонники Второго Ватиканского Собора в полном восторге от такого проявления «экуменической открытости». С людьми, проявляющими сугубо совковое невежество о происходящем на Западе, разговаривать очень непросто.

Г. Плохое знание логики многими спорщиками, как фактор, затрудняющий на практике дискуссию между сторонами. Итак, существует ли вообще возможность общения между сторонниками и противниками новшеств Второго Ватиканского Собора? Несомненно, они могут говорить друг с другом о погоде, ценах на автобусные билеты, компьютерных программах и о прочих гражданских вещах. Возможно осведомление любопытствующих о позициях друг друга. Однако же, плодотворная дискуссия, при которой одна из сторон может надеяться переубедить другую, возможна (в случае, когда беседуют люди с равным уровнем интеллекта и знаний) только при двух условиях:
1) понимать, что позиция оппонента не глупа, сколь бы странной она ни казалась, ибо не всякое заблуждение – глупость;
2) понимать, что своя позиция вовсе не является само собой разумеющейся и ее надо именно доказывать, споря с оппонентом.
К сожалению, автору данных строк неоднократно доводилось встречать среди сторонников Второго Ватиканского Собора людей с низкой интеллектуальной культурой, весь спор с коими сводился к обмену фразами подобными таким:
– Второй Ватиканский Собор не прав.
– Это Вы не правы.
– Почему?
– Потому что Вы противоречите Второму Ватиканскому Собору.
Эта логическая ошибка называется порочным кругом (circulus vituosus) или кругом в доказательстве (circulus in demonstrando). В качестве доказательства утверждения приводиться само это утверждение (Ватикан-II прав, потому что он прав). Тавтология в том смысле всегда истина, что всякое положение, истинное или ложное, воистину всегда следует само из себя. Но тавтология не является доказательством повторенного в ней положения. Эта ошибка может быть сделана в менее явном виде:
– Не следует противоречить Второму Ватиканскому Собору.
– Почему же?
– Потому что это подлинное учение Церкви.
Тут порочный круг наличествует имплицитно. Предвосхищение основания (petitio principii) это такая логическая ошибка, когда в качестве доказательства приводиться утверждение само нуждающееся в доказательстве (доктрины Второго Ватиканского Собора якобы подлинное учение Церкви). Рассуждения, предвосхищающие основание, всегда можно свести к кругу в доказательстве. Второму Ватиканскому Собору не следовало бы противоречить, если бы это было подлинным учением Церкви, но именно это наш оппонент и должен был доказать в споре с нами.

Кроме того, в рассуждениях сторонников Собора нередко наличествует злоупотребление авторитетом – «аргумент к авторитету» (argumentum «magister dixit»). Бесконечные цитаты из деяний Собора представляются нашим оппонентам убедительным доводом. О том, что другая сторона спора не воспринимает эти ссылки как авторитетные для себя, а значит, не может быть ими убеждена, эти люди совершенно не задумываются! При этом традиционалисты, не являющиеся седевакантистами, не спорят, что Второй Ватиканский Собор был правомочно созван как Вселенский, речь идет только о степени юридической обязательности решений. Говоря не ex cathedra, т.е. без торжественного провозглашения догмата, Собор может ошибаться, а в случае, если бы удалось доказать, что он противоречил прежнему извечному церковному учению, тогда бы он несомненно ошибся.

Итог наших размышлений отнюдь не внушает максимального оптимизма. Переубеждать людей, подвергшихся воспитанию-зомбированью в духе соборных преобразований, – занятие непростое и неблагодарное. Нередко приходится прекращать свидетельство о традиционной истине перед определенными людьми, отвращаясь от них после первого и второго вразумления (см. Тит. 3, 10), дабы прекратить метать бисер пред свиньями (см. Мф. 7, 6). Успех наиболее вероятен при общении с людьми, недавно потянувшимися к католической вере или с уже в чём-то разочарованными (по тем или иным причинам) в пособорной церковной действительности. Неплохим человеческим материалом могут в отдельных редких случаях оказаться люди старшего поколения, помнящие в своем приходе традиционную мессу или хотя бы консервативный Novus Ordo, как было в Москве во времена о. С. Мажейки MIC, а также некоторые обращенные из глаголемого православия. Возможно также эффективное миссионерское воздействие с использованием случайных причин, коренящихся в субъективных настроениях объекта миссионерской работы (к примеру, тактическое использование недовольства специфическими недостатками в жизни конкретного новообрядного прихода). А так, работать с католиками-обновленцами очень тяжело, проще было бы обращать атеистов или православных. Но свидетельствовать о католической истине в ее аутентичном традиционном выражении мы обязаны. «Господа Бога святите в сердцах ваших; будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (I Петр. 3, 15). Иисус сказал: «приходящего ко Мне не изгоню вон» (Ин. 6, 37). Итак, мы не вправе отказать в ответе вопрошающему о католической Традиции. Чтобы спасти хоть некоторых. С помощью Всесильного Бога. Аминь.
(С) Д. Э. Пучкин.
http://uniat.ucoz.com