Профессиональные авангардисты от церкви не устают рассказывать нам о "христианской вере в постсоборную эпоху" – об изменениях, которые вызывает к жизни "постсоборный дух" (Postconciliar Spirit). За этими неопределенными лозунгами скрывается тенденция к замене непогрешимого церковного авторитета и не подверженной изменениям веры на нечто иное, нечто "новое". Я вспоминаю известную программу немецкой национал-социалистской партии: в семнадцатом параграфе ее говорится, что партия принимает христианство в той мере, в какой оно соответствует "нордическому характеру". В последнем случае также боговдохновенное учение Церкви считается подчиненным в высшей степени расплывчатой и, кроме того, чисто естественной норме.
Но разве выражение "постсоборный дух" не относится к "духу Второго Ватиканского собора" и поэтому разве оно не является точным по форме и христианским по сути? Однако даже если бы его смысл и был таков, его используют с целью противопоставить Второй Ватиканский собор ("дух" его постановлений), как образцовый, предыдущим соборам, и в первую очередь собору в Тренте. Но позвольте спросить: если один из соборов отменяет все остальные как устаревшие, несоответствующие духу времени, то откуда берется уверенность, что Святой Дух почиет именно на этом соборе, а не на других? Прежде всего, если бы даже тот или иной собор заблуждался в своих догматических постановлениях, нет никаких оснований считать, что следующий будет менее подвержен заблуждениям. Но, конечно, любое догматическое противоречие несовместимо с непогрешимым авторитетом Церкви. Поэтому любые предположения о том, что Второй Ватиканский собор в каком-либо смысле отменил догматические определения предыдущих соборов, подвергают сомнению божественное происхождение и неизменную непогрешимость католической веры.
Более того, Второй Ватиканский собор не делал догматических определений; цель его была строго пастырская. И он провозгласил expressis verbis (внятно, отчетливо) преемственную связь своих постановлений с теми, что были приняты на прошлых соборах. Таким образом, никто не имеет легитимного права противопоставлять "дух Второго Ватиканского собора" духу предыдущих соборов.
Его Святейшество дал ясный ответ тем, кто хочет рассматривать Второй Ватиканский собор в качестве начала подлинного христианского откровения, в качестве новой нормы, с которой следует сравнивать постановления предыдущих соборов: "Постановления Собора не представляют собой целостного, последовательного католического вероучения. Вероучение, как известно, гораздо более обширно, и оно не подвергается сомнению и не меняется в своих существенных чертах Собором" (Обращение папы Павла VI, 12 января 1966 года).
Но совершенно очевидно, что пропагандисты "постсоборного духа" и не отождествляют его с духом постановлений Второго Ватиканского собора. Сами выражения "постсоборный дух", "постсоборная церковь", т. е. дух и церковь после Собора, ясно говорят о том, что здесь имеется в виду совершенно другое. Это не раз откровенно признавалось, например, на конгрессе в Торонто, где Ватиканский собор рассматривался некоторыми докладчиками только как начало, а не как полное выражение "постсоборного духа". На самом деле, как мы уже говорили, это удобное расплывчатое понятие не основано на непогрешимом авторитете Церкви. Напротив, это продукт ментальности, питаемой историческим релятивизмом и находящейся на службе у вымышленного создания – "современного человека".
Кроме того, выражение "постсоборный дух" не может точно обозначать положение дел в Церкви после Второго Ватиканского собора по той причине, что в современной церкви представлены различные противоречащие друг другу течения, а не какая-нибудь одна тенденция, объединяющая всех католиков. Следовательно, мы не можем говорить о "постсоборном духе" в том смысле, в каком можно говорить о "посттридентском умонастроении". Собор в Тренте своими точными и выразительными постановлениями духовно объединил церковных иерархов, священнослужителей и всех верующих: его печать лежит на той эпохе, которую мы сегодня называем контрреформацией.
Если мы желаем в точности знать, в чем состоит новый модернизм, называющий себя "постсоборным духом", нам следует лишь обратиться к многочисленным предостережениям Его Святейшества. Вот некоторые из них: "Новые взгляды в экзегетике и богословии, часто заимствованные из смелых, но ложных светских философий, прокладывают себе путь в католическое вероучение. Под предлогом приспосабливания религиозной мысли к современному мировоззрению игнорируется руководящий авторитет церковного вероучения, основные богословские положения трактуются с позиций историзма... а прихожанам навязывается так называемый "постсоборный образ мыслей"" (из Апостольской проповеди от 22 февраля 1967 года).
"Некоторые сыны Церкви желают христианства недогматического, компромиссного... Какое отношение к Собору может иметь эта усталость от католичества?" (Обращение от 27 июля 1966 года).
На совершенную неправомерность противопоставления Второго Ватиканского собора прежним соборам нигде не указано с такой ясностью, как в заметках папы о его миссионерской поездке в Турцию. Говоря о предыдущих соборах, он пишет: "Таким образом, они снабдили христианство основополагающим учением, используя человеческую мысль – как это делали в прошлом апостолы – для исследования богословской действительности и для придания религиозному языку его первых недвусмысленных и не подлежащих изменениям выражений. Это показывает современным людям... что определения, провозглашенные на соборах, остаются и должны оставаться неизменными как в отношении их содержания, так и в отношении их формулировок" (30 июля 1967 года).
Если мы изучим речи и писания глашатаев "постсоборного духа", то обнаружим, что подлинным содержанием этого духа является желание соответствовать "современности", "веку научно-технического прогресса", "человеку эпохи" (и, несомненно, эта новая норма настолько же специфична для одной-единственной эпохи, насколько национал-социалистический "характер нордической расы" был специфичен для одного-единственного народа).
Эту "модернизацию" Церкви представляют как попытку углубить христианское откровение, очистить наследие католической веры от "мифологических элементов". Но делая предполагаемую ментальность нашей эпохи критерием веры, ее адепты всего лишь заменяют вечную веру недолговечными и часто противоречащими друг другу лозунгами. Модные теории, которые у всех на устах, – это обычно не более чем изощренные предрассудки. Принимая их в качестве нормы, для того чтобы "углубить" христианское учение, сторонники "постсоборного духа" уподобляются тому, кто поручает волкам заботиться об овцах.
Возможно, наиболее характерной чертой "постсоборного духа" является полная свобода в обсуждении религиозных вопросов, неуемное желание пересматривать догматы, вместо того чтобы принять наследие католической веры, в целости сохраненное Церковью. Но когда его сторонники заявляют, что Церковь следует приспособить к умонастроениям нашей эпохи, они имеют в виду удовлетворение всех претензий, которые высказываются в адрес Церкви не только протестантскими конфессиями, но также и "миром". Самым горячим желанием наших прогрессивных деятелей является, по-видимому, желание оправдать надежды этого мира. Но такая позиция ни в коем случае не может быть следствием жажды правды: она, скорее, является результатом низкопоклонства перед миром, страха перед осуждением с его стороны; она результат того, что выбор сделан в пользу современных взглядов, а не непререкаемого церковного авторитета.
Нелепость всех этих искажений веры особенно видна на примере тех, кто претендует на углубление истины, одновременно заявляя, что не существует никакой "статической истины". Такая противоречивая позиция, основанная на радикальном историческом релятивизме, сделала бы (если бы только ее можно было принимать всерьез) все поиски истины бессмысленными, апелляцию к ней – пустым жестом, а веру и религию – совершенно лишенными значения.
Конечно, неизменный характер Церкви – это неприличие в глазах мира. Но католики должны подтверждать эту неизменность как знак ее сверхъестественного происхождения: "Вот она, первозданная форма древней Церкви, – она возникает сразу, она свежа и могуча, как будто никогда и не приостанавливала своего роста. Она та же самая, какой была три века назад, до того как появились существующие ныне религии; вы знаете, что она – та же самая; ее обвиняют в том, что она не меняется; время и пространство не властны над нею, потому что ее источник находится там, где нет ни времени, ни пространства, потому что она пришла от престола беспредельного, вечного Бога" (кардинал Ньюмен, "Перспективы католического миссионера", из "Лекций в смешанных приходах").
http://www.unavoce.ru
