(В настоящий момент полный перевод на русский язык книги Йозефа Ратцингера «Отчет о вере» готовится к публикации Международной Ассоциацией защиты наследия Бенедикта XVI).+

ОТЧЕТ О ВЕРЕ

Глава третья

У истоков кризиса: идея Церкви +

Тайное и явное

Мессори: Итак, кризис. Но где, по-вашему, основная брешь, трещина, которая, увеличиваясь, угрожает прочности всего здания католической веры?

У кардинала Ратцингера на этот счет нет сомнений: наибольшую тревогу вызывает кризис концепции Церкви, экклезиологии:

Ратцингер: Здесь находится источник большей части недоразумений, а то и самых настоящих ошибок, подстерегающих как теологию, так и католическое общественное мнение.

Мессори: Он поясняет:

Ратцингер: У меня такое впечатление, что Церковь просто тихо перестает быть католической, хотя напрямую никто ей в этом не отказывает. Многие больше не верят, что мы имеем дело с богоданной реальностью. Церковь, в том числе по мнению некоторых теологов, предстает как структура человеческая, инструмент, созданный нами, и который мы, следовательно, можем сами беспрепятственно перестраивать, исходя из текущих нужд. Таким образом, в католическое мышление и даже в католическое богословие всячески внедряется концепция Церкви, которую даже нельзя назвать протестантской в «классическом» смысле. Некоторые модные экклезиологические идеи связаны скорее с моделью определенных «свободных церквей» Северной Америки, где ищут пристанища верующие в своем бегстве от гнетущей «государственной церкви», созданной в Европе Реформацией. Эти «беженцы», не веря больше в Церковь, как задуманную Христом, и желая, вместе с тем, ускользнуть от церкви государственной, создают свою собственную церковь, организацию, удовлетворяющую их запросам.

Мессори: А для католиков?

Ратцингер: Для католиков Церковь, состоит, да, из людей, которые формируют ее внешний облик, но за ним находятся фундаментальные структуры, задуманные Богом и, следовательно, неприкосновенные. За человеческим фасадом сверхчеловеческая тайна, в которую ни один реформатор, социолог, организатор не имеет права вмешиваться. Однако если считать Церковь человеческим построением, нашим собственным произведением, то мы приходим к тому, что и содержание веры произвольно, и действительно, у веры больше нет подлинного, гарантированного инструмента посредством которого она выражает себя. Таким образом, если отсутствует сверхъестественное видение тайны Церкви, помимо социологического, сама христология теряет свою связь с Божественным, и, как чисто человеческая структура, начинает соответствовать чисто человеческому замыслу. Евангелие превращается в Иисус-проект, проект социально-освободительный, или в другие проекты исключительно исторические, имманентные*, которые с виду могут показаться религиозными, но они, по сути своей, атеистические.

* Имманентный – остающийся внутри границ возможного опыта, прим. пер.

Мессори: Во время Второго Ватиканского Собора в выступлениях ряда епископов, в отчетах консультировавших их теологов, а также в финальных документах настойчиво продвигается концепция Церкви как «народа Божия». Та самая концепция, которая затем, по всей видимости, стала доминирующей в пост-соборной экклезиологии.

Ратцингер: Действительно, настойчивое внимание к ней было и остается, однако в текстах Собора она находится в равновесии с другими, ее дополняющими, и это равновесие у многих теологов начало пропадать. И все же, что бы они там ни думали, таким путем мы рискуем скорее вернуться назад, чем продвинуться вперед. Здесь есть прямая опасность, отказавшись от Нового Завета, вернуться к Ветхому. По Писанию, «Народ Божий» – это, на самом деле, Израиль в его отношениях молитвы и верности с Господом. И ограничиться одним этим выражением для определения Церкви, значит не отразить в полной мере той концепции, какую она имеет в Новом Завете. По сути, здесь народ Божий всегда отсылает к ветхозаветному элементу Церкви, ее преемственности по отношению к Израилю. Но более явную новозаветную коннотацию* Церковь приобретает в понятии «Тела Христова». Мы являемся Церковью и входим в нее не благодаря социальной принадлежности, но через присоединение к телу самого Господа через крещение и евхаристию. Концепция Церкви исключительно как «народа Божия», столь настойчиво навязываемая сегодня, диктуется экклезиологиями восходящими, фактически, к Ветхому Завету, и еще, возможно, политическими, партийными, коллективистскими влияниями. Это не новозаветная, не католическая концепция Церкви и она напрямую не связана ни с социологией, ни, в первую очередь, с христологией. Церковь не исчерпывается «коллективом» верующих, будучи «Телом Христовым» она является чем-то большим, чем сумма ее членов.

* Коннотация включает дополнительные семантические или стилистические элементы, устойчиво связанные с основным значением в сознании носителей языка, прим. пер.

Мессори: Для префекта серьезность ситуации усугубляется тем фактом, что в такой животрепещущий вопрос как экклезиология не представляется возможным вмешаться директивно, посредством документов. Хотя в последних нет недостатка, на его взгляд, нужна работа на более глубоком уровне:

Ратцингер: Требуется воссоздать заново атмосферу подлинно католическую, вновь обрести смысл Церкви как Церкви Господней, как места реального присутствия Бога в мире. Той тайны, которую имеет в виду Второй Ватиканский Собор, когда употребляет такие, чрезвычайно обязывающие и перекликающиеся со всей католической традицией, слова: «Церковь, или Царство Христово, уже существующее как тайна» (Lumen Gentium, n. 3).

«Не нам принадлежит, но Ему»

Мессори: В подтверждение «качественной» разницы между Церковью и любыми человеческими организациями, он напоминает, что…

Ратцингер: …только Церковь в этом мире переходит границу, недоступную человеку при всем его совершенстве: смертный рубеж. Члены Церкви, как живые, так и мертвые – живы, соединенные той жизнью, что дает сопричтенность всех к телу Иисуса Христа.

Мессори: То, что католическое богословие обычно именует communio sanctorum, общением святых, где «святые» – это все крещенные.

Ратцингер: Конечно. Но не надо забывать, что это латинское выражение означает не только единство членов Церкви, будь то живых или мертвых. Communio sanctorum означает также «общность в святом», то есть благодать таинств, изливающуюся из Христа умершего и воскресшего. Вот та связь, таинственная, но реальная, то единение в Жизни, утверждающее, что Церковь не является «нашей» Церковью, которой мы можем располагать по своему желанию, но это Его Церковь. Все то, чем является Церковь «наша» – это не Церковь в высшем смысле, оно принадлежит ее человеческому, а посему вторичному, преходящему облику.

Мессори: То, что сейчас католическую концепцию Церкви предают забвению или отвергают ее, как-то сказывается на отношении к церковной иерархии?

Ратцингер: Разумеется. Это одно из тягчайших последствий. В нем заключается причина деградации подлинного послушания, которое, по мнению некоторых, даже не является больше одной из христианских добродетелей, но наследием авторитарного, догматичного прошлого, которое, следовательно, пора преодолеть. Если Церковь это на самом деле «наша» Церковь, если Церковь это только мы, если она устроена не так, как хочет Христос, тогда иерархия больше не рассматривается как служение на благо крещеных и установленная самим Господом. Отвергается концепция власти по божьей воле, власти, которая легитимизируется Богом, а не одобрением большинства, как в политических структурах. Но Церковь Христова не партия, не ассоциация и не клуб: ее устройство, органичное и неизменное, имеет характер не демократический, а сакраментальный, следовательно, иерархический; поскольку иерархия, основанная на апостольском преемстве, является необходимым условием достижения силы и реальности таинства. Эта власть основана не на голосах большинства, она базируется на власти самого Христа, пожелавшего передать ее людям, которые будут его представителями вплоть до его окончательного возвращения. Только восстановив такой взгляд на вещи можно заново открыть для себя необходимость и плодотворность католического послушания Церкви своей законной иерархии.

Ради истинной реформы

Мессори: И все же, наряду с традиционным выражением communio sanctorum (в полном смысле слова), есть другое латинское выражение, издавна имеющее хождение среди католиков: Ecclesia semper reformanda – Церковь всегда нуждается в реформах. Собор ясно выразился в этой связи: «Хотя силою Святого Духа Церковь осталась верной Невестой своего Господа и никогда не переставала быть знамением спасения в мире, она, тем не менее, прекрасно знает о том, что среди её членов – как клириков, так и мирян – в течение многих веков встречались и такие, кто не был верен Духу Божию. И в нашу эпоху от Церкви не укрывается то, насколько отстоят друг от друга провозглашаемая ею весть и человеческая слабость тех, кому вверено Евангелие. Как бы ни судила об этих недостатках история, мы должны их сознавать и решительно бороться с ними, дабы они не нанесли ущерба распространению Евангелия» (Gaudium et Spes, 43, прим. ред.). При всем уважении к таинству, разве мы не призваны также прилагать усилия по изменению Церкви?

Ратцингер: Конечно, в своих человеческих структурах Церковь semper reformanda. Следует, однако, отдавать себе отчет – каким образом и до каких пределов. Процитированный текст Второго Ватиканского Собора уже довольно точно указывает на то, что «верность Невесты Христовой» не ставится под сомнение неверностью ее членов. Но чтобы быть лучше понятым, я сошлюсь на латинскую формулу, которую в римской литургии провозглашал на каждой мессе служащий священник: [а именно, на] «знак мира», предваряющий причастие. Итак, он молился: «Domine Jesu Christe […], ne respicias peccata mea, sed fidem Ecclesiae tuae»; то есть «Господи Иисусе Христе […], не взирай на грехи мои, но на верность Церкви Твоей»*. Сейчас во многих переводах (а также в обновленном латинском тексте), формула ординарной мессы была перенесена с меня на нас: «Не взирай на наши грехи». Подобное смещение кажется незначительным, однако оно имеет огромное значение.

* Верность (fedeltà), вера (fede) – Текст молитвы на итальянском: «Signore Gesù Cristo, non guardare ai miei peccati, ma alla fedeltà della tua Chiesa». В официальном переводе Римского Миссала на русский язык, принятом в Католической Церкви в РФ: «Не взирай на грехи наши, но на веру Церкви Твоей», прим. пер.

Мессори: Почему, на ваш взгляд, переход от «я» к «мы» так важен?

Ратцингер: Потому что суть в том, чтобы просьба о прощении произносилась от первого лица: это относится к необходимости личного признания собственной вины, потребности личного обращения, которое сегодня, напротив, зачастую скрыто в анонимной массе «мы», группы, «системы», человечества, где все грешат и, следовательно, в конце концов, никто не кажется грешником. Таким образом, размывается значение ответственности и вины каждого. Естественно, новую версию текста можно понимать правильно, так как в грехе всегда переплетаются я и мы. Важно, чтобы в новом акценте на «мы» – «я» не пропадало.

Мессори: Это важный момент, к нему стоит еще вернуться, но пока обратимся к тому, с чего мы начали – к связи между аксиомой Ecclesia semper reformanda и той мольбой ко Христу о прощении для себя лично.

Ратцингер: Хорошо, вернемся к этой молитве, которую литургическая мудрость включила в наиболее торжественный момент мессы, тот, что предшествует физическому, интимному единению со Христом под видом хлеба и вина. Церковь предполагала, что кто бы ни совершал евхаристию имеет необходимость сказать: «Я согрешил, не взирай, Господи, на мои грехи». Так должен был взывать в обязательном порядке каждый священник: епископы, сам Папа наравне с самым последним священником, были обязаны произносить ее во время своей ежедневной мессы. И миряне, также как все иные члены Церкви, были призваны объединиться в этом признании вины. То есть все в Церкви без исключения должны были признать себя грешниками, испрашивать прощения, становясь тем самым на путь к подлинной реформе самих себя. Но это вовсе не означало, что грешницей становилась Церковь как таковая. Церковь, как мы видели, является реальностью, которая таи́нственно и бесконечно превосходит сумму своих членов. Фактически, чтобы получить прощение Христово мой грех противопоставлялся вере Его Церкви*.

* Здесь в оригинале именно слово «вера»: «fede», прим. пер.

Мессори: А сегодня?

Ратцингер: Сегодня об этом, кажется, забыли и многие теологи, и духовные лица, и миряне. Это не просто переход от «я» к «мы», от персональной ответственности к коллективной. Складывается впечатление, что некоторые, пусть даже неосознанно, так переиначивают смысл, что у них получается: «не взирай на грехи Церкви, но на мою веру». Если в самом деле так, то ни к чему хорошему это не приводит: грехи отдельных людей становятся грехами Церкви, а вера сводится к сугубо личному делу, к собственному способу понимать и признавать Бога и его требования. Боюсь, что именно сегодня такое направление мыслей и чувств весьма распространено: это в очередной раз демонстрирует, насколько общекатолическое сознание во многом удалилось от правильного понимания Церкви.

Мессори: Итак, что же делать?

Ратцингер: Нужно снова начать говорить Господу: «Мы грешим, но не грешна Церковь, которая принадлежит Тебе и является носительницей веры». Вера – это ответ Церкви Христу, и Церковь является Церковью в той мере, в какой существует акт веры. И эта вера – не персональный, единичный акт, не ответ отдельно взятой личности. Смысл веры – веровать вместе, со всей Церковью.

Мессори: На что, следовательно, могут быть направлены эти «реформы», которые мы призваны привнести в нашу общину верующих, живущих в истории?

Ратцингер: Мы должны всегда иметь в виду, что Церковь не наша, но Его. Следовательно, реформы, обновления, пусть даже необходимые, не могут осуществляться через наше ревностное стремление к созиданию новых, искусственных структур. Как максимум, результатом работы такого рода становится некая «наша» Церковь, как бы по нашей мерке, которая может быть даже интересной, но которая, сама по себе, не становится от этого Церковью истинной, той, что поддерживает нас верой и дает нам жизнь в таинствах. Я хочу сказать: что бы мы ни сделали, это будет бесконечно хуже того, что делает Он. Следовательно, истинная реформа не в том, чтобы много суетиться, воздвигая новые фасады, но (в отличие от того, что думают некоторые экклезиологи) истинная реформа – это в максимальной степени постараться избавиться здесь от «нашего», дабы лучше проявилось принадлежащее Ему, Христу. Вот та истина, которую хорошо понимали святые: те, кто действительно глубоко реформировал Церковь, не планируя новых организационных структур, но изменяя самих себя. Я говорил, но никогда не лишне повторить: Церкви, чтобы ответить на нужды человека, требуется святость, а не менеджмент.

http://скг.рф/